2 декабря 2009 года Псковский мировой суд в лице мирового судьи Ольги Фишовой признал бывшего следователя ОВД по Псковскому району Дениса Фещенко виновным в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 244 УК РФ (Надругательство над телами умерших и местами их захоронения) и приговорил его к 10 месяцам исправительных работ с удержанием 10% в доход государства. Также суд частично удовлетворил иск потерпевшей Надежды Ивлевой о взыскании возмещения морального вреда за повреждение могилы ее отца, ветерана Великой Отечественной Войны, в размере 20 тысяч рублей.
Судебное разбирательство в Псковском мировом суде по делу Фещенко длилось 3 месяца. Вопрос о том, как следователь милиции мог ломать памятники и кресты на могилах, в данном случае напрямую следует из вопроса, как Фещенко вообще стал следователем. Так бывший начальник Фещенко сообщил, что оба следователя, за которыми он закреплялся в качестве стажера, характеризовали его отрицательно, и на работу брать не советовали. Но место он в итоге получил. За что следственные органы и поплатились запятнанной репутацией.
Денис Фещенко вину свою не признал. Версия Фещенко сводится к тому, что вместе с другом Алексеем Константиновым шел через кладбище и присел на скамейку, предварительно убрав с нее стаканчики, бутылки из-под спиртного и другую посуду, которую кто-то оставил после себя. При этом Фещенко заметил повреждения на могилах, и решил, что сообщит об этом в отдел милиции, как только покинет кладбище. Посидев там минут 15, они двинулись дальше, и в этот момент их задержала милиция.
Сам судебный процесс, а особенно поведение подсудимого в нем, очень напомнили «дело Хаммера». Такое же отсутствие твердой линии защиты, такая же попытка затянуть процесс бесконечно повторяющимися бессмысленными ходатайствами, но главное – такое же стремление очернить главного свидетеля при полном отсутствии собственных доказательств, опровергающих вину. А сколько энергии было потрачено Фещенко на то, чтобы доказать то, что и так никем не оспаривалось!
Например, то, что 8 мая он был на больничном, так как недавно ему со сломанной ноги сняли гипс. Это обстоятельство, по его твердой уверенности, доказывало то, что он 8 мая хромал, и опровергало показания очевидца Николая Маркелова, который говорил, что человек, ломавший памятники и кресты, двигался твердой походкой. Но как верно заметила прокурор Галина Белик, никакой больничный не помешал Фещенко целый день праздно гулять по городу. А комментарий потерпевшей Надежды Ивлевой вообще поразил своей точностью: «Чем больше человек выпьет, тем бодрее двигается».
Впрочем, Фещенко отрицал и то, что он в тот вечер пил на кладбище, да и вообще пил. От медицинского освидетельствования он отказался, а врач в протоколе медицинского осмотра не зафиксировала признаков опьянения. Зато практически все свидетели, которые, так или иначе, общались с Фещенко после задержания, указали на признаки алкогольного опьянения.
Подсудимый пытался объяснить свою невиновность и тем, что он физически не смог бы сломать кресты и памятники. Ведь, чтобы раздробить памятник в крошку, нужен чуть ли не специальный инструмент. А повалить памятник, укрепленный в основании, руками, просто невозможно. Но на самом деле это вопрос оценочный. Кто пробовал, тот может и знает, возможно это или нет. А тот факт, что сломанный на одной из могил крест был, по показаниям потерпевшего, подпилен, вовсе не свидетельствует о том, что у злоумышленников была пила. Тут стоит вспомнить, зачем родственники заламывают цветы, когда кладут их на могилу. Затем и кресты подпиливают, чтобы их не крали и не продавали заново.
В свое оправдание Фещенко также указывал на то, что свидетель Маркелов не мог вспомнить, во что был одет Фещенко, в пиджак или куртку, в джинсы или брюки, если в куртку, то какой длинны, с молнией или пуговицами. Однако, свидетель очень емко ответил на все подобные вопросы разом: «Надо мне твоя куртка, когда я тебя в лицо видел!». Тем более, что тут стоит согласиться с прокурором – мужчины у нас одеваются примерно одинаково, во все темное. Этот аргумент защиты ослабляется еще и тем, что сам Фещенко не только не запомнил, во что был одет Маркелов, но и его лицо. Что может свидетельствовать не только о плохой зрительной памяти подсудимого, но и о его алкогольном опьянении.
В судебном заседании Фещенко настойчиво требовал вызвать для допроса всех и каждого, кто может хоть что-то пояснить по поводу пропавших из материалов дела фотоснимков следов с кладбища. Эти снимки ему и его отцу показывал начальник следственного управления при УВД по Псковской области Валерий Наводкин. По убеждению Фещенко, эти следы принадлежали не ему, а кому-то другому. Участники процесса долго не могли понять, что меняет наличие или отсутствие неопознанных следов с кладбища, которые не принадлежат Фещенко, ведь он все равно не отрицает своего там нахождения. А по кладбищу ходят и другие люди. И тут ситуацию «прояснил» защитник подсудимого Леонид Стороженко. Он воскликнул: «Это доказывает, что его там не было!». Стало окончательно понятно, что судебный процесс затянется надолго.
Но главное, с чем приходилось бороться Фещенко, это показания очевидца Маркелова. Как защита Алексея Орлова в «деле Хаммера» не могла никак принять, что столкновение произошло на встречной для Орлова полосе. Так и Фещенко никак не мог принять, что Маркелов видел именно его на кладбище. Не просто молодого человека, одетого в темное, а именно Фещенко. Подсудимый настаивал на том, что зрение у Маркелова плохое в силу возраста, как будто сам являлся окулистом. При этом, он не верил ни в какие справки об осмотре, предъявленные прокурором, и постоянно настаивал на специальной экспертизе. «Если у Маркелова хорошее зрение, то экспертиза лишь подтвердит это. Почему суд отказывает?» — негодовала защита. «Нет оснований сомневаться в зрении свидетеля. Экспертиза лишь затянет процесс», — обоснованно отвечал суд.
Затем Фещенко придумал еще один аргумент в пользу того, что Маркелов не мог видеть происходящее на кладбище – это стволы деревьев. Именно они мешали что-то увидеть с того места, где стоял Маркелов. А для того, чтобы проверить этот аргумент и то, что Фещенко физически не мог произвести те действия, которые описывает Маркелов, подсудимый предложил выйти всем участникам процесса на место и убедиться. Данный следственный эксперимент был признан судом также не целесообразным. Прокурор Галина Белик отметила, что не понимает, что именно хочет показать Фещенко. Если он сейчас попытается свалить памятник, он его не свалит, поскольку считает, что это опровергнет его вину. «Я не понимаю, как мы заставим Фещенко напиться до такого состояния, бегать по кладбищу, валить памятники!?», — сказала меткая на словцо прокурор Белик.
Сам Фещенко и его защитник Леонид Стороженко даже не смогли договориться, по их мнению, намеренно соврал Маркелов или обознался. Так Фещенко заявлял, что показания Маркелову вложили в уста следователи, и только его кристально чистый перед законом друг Константинов говорит правду. А защитник Стороженко сказал, что Маркелов действительно кого-то видел, но не Фещенко.
Активно пытался доказать Фещенко, и то, что на Мироносицком кладбище Маркелов его ударил. Свидетели заявляли обратное, а сам Маркелов сказал: «Тебе приснилось». По большому счету, даже если этот удар и был нанесен, вины Фещенко в совершении преступления это не отнимает. В целом возникло такое ощущение абсолютной беспомощности подсудимого. Фещенко больше суетился, чем производил полезные действия в свою защиту. Хотя как дипломированный юрист и следователь с опытом работы он должен был понимать, что именно ему нужно доказывать, какие вопросы задавать, и о чем лучше умолчать. Защитник же вел себя крайне пассивно, то ли не сумев выбрать линию защиты, то ли потеряв к делу всякий интерес. Это, пожалуй, отличало защитника Стороженко от деятельного защитника по «делу Хаммера» адвоката Заливацкого, который наоборот лез из кожи вон.
Апогеем обвинения свидетеля Маркелова в самых разных грехах стало предоставление Фещенко в суд справки и выписки из истории болезни Маркелова о наличие у него неврологического заболевания. Фещенко смог не только выговорить его научное название, но и сообщить последствия — временные потери зрения и сознания. Об этом ему рассказали два врача-невропатолога. Вообще надо постараться, чтобы суметь получить консультацию у двух врачей-невропатологов в Пскове. Их днем с огнем не сыскать. Но обращает на себя внимание другое обстоятельство. История болезни это медицинская тайна, и она не может быть выдана, кому попало. Поскольку защитник Стороженко статуса адвоката лишен, то и отвечать на его запрос (именно так объяснил появление справок Фещенко) медики были не должны. Судья усомнилась и в подлинности самой справки, поскольку она была подписана некоей Ивановой без инициалов и должности, а не главным врачом. Прокурор же задалась вопросом о том, почему в справке указана именно эта болезнь, ведь наверняка свидетель болел и другими болезнями, например, ОРВИ и т.д. Вывод напросился сам собой: медицинскую карту сначала посмотрели, нашли нужное, а затем уже сделали выписку. Причем можно смело утверждать, что сделано это было незаконно, а свидетель Маркелов имеет полное право обратиться в правоохранительные органы с заявлением по данному факту. Такой ход защиты еще раз убедил в несостоятельности Фещенко как юриста. Впрочем, даже если бы справка не была столь сомнительна, никакое неврологическое заболевание не могло стать причиной недоверия к свидетелю. Поскольку здесь важно психическое здоровье, а не радикулит или остеохондроз, даже если они как-то влияют на самочувствие. Свидетель был в судебном заседании и все видели, что он совершенно здоров и адекватен.
А вот в адекватности подсудимого начали возникать сомнения. Мало того, что при сообщении суда о том, что одна из потерпевших не может явиться по моральным причинам, поскольку ее случившееся очень сильно тронуло, вызвало у Фещенко усмешку. Так и во время оглашения приговора суда он периодически оборачивался к стоявшему сзади Константинову и улыбался ему. Особенно, когда суд перечислял изъятые с места событий пустые бутылки из-под спиртного и другую посуду.
Хоть приговор мирового суда еще и не вступил в силу, и, скорее всего, будет обжалован. Можно предположить, что он останется в силе, поскольку в деле действительно нет объективных оснований для другого решения. В этой связи печально то, что исправительные работы вряд ли исправят Дениса Фещенко. Но сам судебный процесс и общественный резонанс вокруг него оставят в его биографии неизгладимый след.
Также хочется надеяться, что данный процесс и та грязь, которая была необоснованно вылита Фещенко на свидетеля, не охладит гражданского самосознания Николая Маркелова и членов его семьи. Потому что именно благодаря таким людям, которые не проходят мимо правонарушений и преступлений, а отстаивают правду, мы можем надеяться, что преступник будет наказан.
Могильный след
2 декабря 2009 года Псковский мировой суд в лице мирового судьи Ольги Фишовой признал бывшего следователя ОВД по Псковскому району Дениса Фещенко виновным в совершении преступления, предусмотренного ч.1 ст. 244 УК РФ (Надругательство над телами умерших и местами их захоронения) и приговорил его к 10 месяцам исправительных работ с удержанием 10% в доход государства. Также суд частично удовлетворил иск потерпевшей Надежды Ивлевой о взыскании возмещения морального вреда за повреждение могилы ее отца, ветерана Великой Отечественной Войны, в размере 20 тысяч рублей.
Судебное разбирательство в Псковском мировом суде по делу Фещенко длилось 3 месяца. Вопрос о том, как следователь милиции мог ломать памятники и кресты на могилах, в данном случае напрямую следует из вопроса, как Фещенко вообще стал следователем. Так бывший начальник Фещенко сообщил, что оба следователя, за которыми он закреплялся в качестве стажера, характеризовали его отрицательно, и на работу брать не советовали. Но место он в итоге получил. За что следственные органы и поплатились запятнанной репутацией.
Денис Фещенко вину свою не признал. Версия Фещенко сводится к тому, что вместе с другом Алексеем Константиновым шел через кладбище и присел на скамейку, предварительно убрав с нее стаканчики, бутылки из-под спиртного и другую посуду, которую кто-то оставил после себя. При этом Фещенко заметил повреждения на могилах, и решил, что сообщит об этом в отдел милиции, как только покинет кладбище. Посидев там минут 15, они двинулись дальше, и в этот момент их задержала милиция.
Сам судебный процесс, а особенно поведение подсудимого в нем, очень напомнили «дело Хаммера». Такое же отсутствие твердой линии защиты, такая же попытка затянуть процесс бесконечно повторяющимися бессмысленными ходатайствами, но главное – такое же стремление очернить главного свидетеля при полном отсутствии собственных доказательств, опровергающих вину. А сколько энергии было потрачено Фещенко на то, чтобы доказать то, что и так никем не оспаривалось!
Например, то, что 8 мая он был на больничном, так как недавно ему со сломанной ноги сняли гипс. Это обстоятельство, по его твердой уверенности, доказывало то, что он 8 мая хромал, и опровергало показания очевидца Николая Маркелова, который говорил, что человек, ломавший памятники и кресты, двигался твердой походкой. Но как верно заметила прокурор Галина Белик, никакой больничный не помешал Фещенко целый день праздно гулять по городу. А комментарий потерпевшей Надежды Ивлевой вообще поразил своей точностью: «Чем больше человек выпьет, тем бодрее двигается».
Впрочем, Фещенко отрицал и то, что он в тот вечер пил на кладбище, да и вообще пил. От медицинского освидетельствования он отказался, а врач в протоколе медицинского осмотра не зафиксировала признаков опьянения. Зато практически все свидетели, которые, так или иначе, общались с Фещенко после задержания, указали на признаки алкогольного опьянения.
Подсудимый пытался объяснить свою невиновность и тем, что он физически не смог бы сломать кресты и памятники. Ведь, чтобы раздробить памятник в крошку, нужен чуть ли не специальный инструмент. А повалить памятник, укрепленный в основании, руками, просто невозможно. Но на самом деле это вопрос оценочный. Кто пробовал, тот может и знает, возможно это или нет. А тот факт, что сломанный на одной из могил крест был, по показаниям потерпевшего, подпилен, вовсе не свидетельствует о том, что у злоумышленников была пила. Тут стоит вспомнить, зачем родственники заламывают цветы, когда кладут их на могилу. Затем и кресты подпиливают, чтобы их не крали и не продавали заново.
В свое оправдание Фещенко также указывал на то, что свидетель Маркелов не мог вспомнить, во что был одет Фещенко, в пиджак или куртку, в джинсы или брюки, если в куртку, то какой длинны, с молнией или пуговицами. Однако, свидетель очень емко ответил на все подобные вопросы разом: «Надо мне твоя куртка, когда я тебя в лицо видел!». Тем более, что тут стоит согласиться с прокурором – мужчины у нас одеваются примерно одинаково, во все темное. Этот аргумент защиты ослабляется еще и тем, что сам Фещенко не только не запомнил, во что был одет Маркелов, но и его лицо. Что может свидетельствовать не только о плохой зрительной памяти подсудимого, но и о его алкогольном опьянении.
В судебном заседании Фещенко настойчиво требовал вызвать для допроса всех и каждого, кто может хоть что-то пояснить по поводу пропавших из материалов дела фотоснимков следов с кладбища. Эти снимки ему и его отцу показывал начальник следственного управления при УВД по Псковской области Валерий Наводкин. По убеждению Фещенко, эти следы принадлежали не ему, а кому-то другому. Участники процесса долго не могли понять, что меняет наличие или отсутствие неопознанных следов с кладбища, которые не принадлежат Фещенко, ведь он все равно не отрицает своего там нахождения. А по кладбищу ходят и другие люди. И тут ситуацию «прояснил» защитник подсудимого Леонид Стороженко. Он воскликнул: «Это доказывает, что его там не было!». Стало окончательно понятно, что судебный процесс затянется надолго.
Но главное, с чем приходилось бороться Фещенко, это показания очевидца Маркелова. Как защита Алексея Орлова в «деле Хаммера» не могла никак принять, что столкновение произошло на встречной для Орлова полосе. Так и Фещенко никак не мог принять, что Маркелов видел именно его на кладбище. Не просто молодого человека, одетого в темное, а именно Фещенко. Подсудимый настаивал на том, что зрение у Маркелова плохое в силу возраста, как будто сам являлся окулистом. При этом, он не верил ни в какие справки об осмотре, предъявленные прокурором, и постоянно настаивал на специальной экспертизе. «Если у Маркелова хорошее зрение, то экспертиза лишь подтвердит это. Почему суд отказывает?» — негодовала защита. «Нет оснований сомневаться в зрении свидетеля. Экспертиза лишь затянет процесс», — обоснованно отвечал суд.
Затем Фещенко придумал еще один аргумент в пользу того, что Маркелов не мог видеть происходящее на кладбище – это стволы деревьев. Именно они мешали что-то увидеть с того места, где стоял Маркелов. А для того, чтобы проверить этот аргумент и то, что Фещенко физически не мог произвести те действия, которые описывает Маркелов, подсудимый предложил выйти всем участникам процесса на место и убедиться. Данный следственный эксперимент был признан судом также не целесообразным. Прокурор Галина Белик отметила, что не понимает, что именно хочет показать Фещенко. Если он сейчас попытается свалить памятник, он его не свалит, поскольку считает, что это опровергнет его вину. «Я не понимаю, как мы заставим Фещенко напиться до такого состояния, бегать по кладбищу, валить памятники!?», — сказала меткая на словцо прокурор Белик.
Сам Фещенко и его защитник Леонид Стороженко даже не смогли договориться, по их мнению, намеренно соврал Маркелов или обознался. Так Фещенко заявлял, что показания Маркелову вложили в уста следователи, и только его кристально чистый перед законом друг Константинов говорит правду. А защитник Стороженко сказал, что Маркелов действительно кого-то видел, но не Фещенко.
Активно пытался доказать Фещенко, и то, что на Мироносицком кладбище Маркелов его ударил. Свидетели заявляли обратное, а сам Маркелов сказал: «Тебе приснилось». По большому счету, даже если этот удар и был нанесен, вины Фещенко в совершении преступления это не отнимает. В целом возникло такое ощущение абсолютной беспомощности подсудимого. Фещенко больше суетился, чем производил полезные действия в свою защиту. Хотя как дипломированный юрист и следователь с опытом работы он должен был понимать, что именно ему нужно доказывать, какие вопросы задавать, и о чем лучше умолчать. Защитник же вел себя крайне пассивно, то ли не сумев выбрать линию защиты, то ли потеряв к делу всякий интерес. Это, пожалуй, отличало защитника Стороженко от деятельного защитника по «делу Хаммера» адвоката Заливацкого, который наоборот лез из кожи вон.
Апогеем обвинения свидетеля Маркелова в самых разных грехах стало предоставление Фещенко в суд справки и выписки из истории болезни Маркелова о наличие у него неврологического заболевания. Фещенко смог не только выговорить его научное название, но и сообщить последствия — временные потери зрения и сознания. Об этом ему рассказали два врача-невропатолога. Вообще надо постараться, чтобы суметь получить консультацию у двух врачей-невропатологов в Пскове. Их днем с огнем не сыскать. Но обращает на себя внимание другое обстоятельство. История болезни это медицинская тайна, и она не может быть выдана, кому попало. Поскольку защитник Стороженко статуса адвоката лишен, то и отвечать на его запрос (именно так объяснил появление справок Фещенко) медики были не должны. Судья усомнилась и в подлинности самой справки, поскольку она была подписана некоей Ивановой без инициалов и должности, а не главным врачом. Прокурор же задалась вопросом о том, почему в справке указана именно эта болезнь, ведь наверняка свидетель болел и другими болезнями, например, ОРВИ и т.д. Вывод напросился сам собой: медицинскую карту сначала посмотрели, нашли нужное, а затем уже сделали выписку. Причем можно смело утверждать, что сделано это было незаконно, а свидетель Маркелов имеет полное право обратиться в правоохранительные органы с заявлением по данному факту. Такой ход защиты еще раз убедил в несостоятельности Фещенко как юриста. Впрочем, даже если бы справка не была столь сомнительна, никакое неврологическое заболевание не могло стать причиной недоверия к свидетелю. Поскольку здесь важно психическое здоровье, а не радикулит или остеохондроз, даже если они как-то влияют на самочувствие. Свидетель был в судебном заседании и все видели, что он совершенно здоров и адекватен.
А вот в адекватности подсудимого начали возникать сомнения. Мало того, что при сообщении суда о том, что одна из потерпевших не может явиться по моральным причинам, поскольку ее случившееся очень сильно тронуло, вызвало у Фещенко усмешку. Так и во время оглашения приговора суда он периодически оборачивался к стоявшему сзади Константинову и улыбался ему. Особенно, когда суд перечислял изъятые с места событий пустые бутылки из-под спиртного и другую посуду.
Хоть приговор мирового суда еще и не вступил в силу, и, скорее всего, будет обжалован. Можно предположить, что он останется в силе, поскольку в деле действительно нет объективных оснований для другого решения. В этой связи печально то, что исправительные работы вряд ли исправят Дениса Фещенко. Но сам судебный процесс и общественный резонанс вокруг него оставят в его биографии неизгладимый след.
Также хочется надеяться, что данный процесс и та грязь, которая была необоснованно вылита Фещенко на свидетеля, не охладит гражданского самосознания Николая Маркелова и членов его семьи. Потому что именно благодаря таким людям, которые не проходят мимо правонарушений и преступлений, а отстаивают правду, мы можем надеяться, что преступник будет наказан.